Изыскания пытливого дилетанта: Апология шевелящегося хаоса в неокрепшем сознании

«О! бурь заснувших не буди —

Под ними хаос шевелится!..»

Драгоценные друзья! После прочтения этих строчек начинает казаться, что словесный Чёрный Квадрат Тютчев написал гораздо раньше Малевича. Это, конечно, субъективно и ассоциативно, но прозрачно!

Чуть глубже прикасаясь к творчеству этого загадочного поэто-дипломато-философо-публициста, начинаешь, буквально,  ужасаться той чудовищной глубине миропонимания, которая концентрировалась в его седой голове.

Вот хрестоматия чуть ли не начальной школы:

«Люблю грозу в начале мая,

Когда весенний, первый гром…»

И далее три знакомых катрена. Но ведь есть четвёртый, не включённый в хрестоматию:

«Ты скажешь: ветреная Геба,

Кормя Зевесова орла,

Громокипящий кубок с неба,

Смеясь, на землю пролила».

К этому Громокипящему кубку уже в другом веке припал Игорь Северянин, назвав так свой знаменитый сборник.

Брюсов, отец русского символизма, будто бы надышался «родимым» хаосом, а потом ринулся в революцию. Не дочитался он до тютчевской «России и Революции». А там разделение диаметрально: Россия – антипод революции, а Революция – производная Европейской цивилизации. И суждена нескончаемая борьба меж двумя противоположностями. Борьба столетиями идёт с переменным успехом. Но это не банальная смена исторических формаций.  Революция у Тютчева – отход от сакральной сути человека. Произрастание сверхчеловека.

«Вас развратило самовластье» — строчка о декабристах. Что стоит за самовластьем? C школьных времён известно – царь, самодержавие! А может быть, противоположное? Может быть, под самовластьем подразумевается разрастающаяся человеческая самость, противостоящая христианским постулатам?

Проживший в Европе десятилетия, уж он-то мог понять её исконные поползновения.  Он предвидел Ницшеанство и великие катаклизмы надвигающегося века. И он близок Соловьёву, вернее, Соловьёв близок ему в размышлениях о христианском государстве. Справедливо упомянуть, что Владимир Соловьёв (не телеведущий!) всё же чтил в Тютчеве прежде прочего дар «совершенного воспроизведения физических явлений как состояний и действий живой души».

Уходя в такие дебри даже самому пытливому дилетанту не мудрено заплутать в эфирах подсознанья! Больше скажу:  учёные мужи, не в силах обуздать этот тартар, начинают отыскивать ниши, благолепно их обустраивать на свой манер, а тютчевская глубина при этом перерождается и становится догмой, отражающей лишь малую часть протозамысла.

«Умом Россию не понять»… Вся штука в том, что и Тютчева умом не понять при всей его хрестоматийности. Певец русской природы? Вдохновенный лирик? Да, и это тоже. А ещё: «Москва, и град Петров, и Константинов град / Вот царства русского заветные столицы…» — Русская география по Тютчеву. Метафизический монархист и тонкий европеец — вот какое определение родилось в дилетантской голове. И тут же всплыло тютчевское «мысль изреченная есть ложь». Следом посыпались строчки ставшие повседневными:

«Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется»;

«Мы то всего вернее губим, что сердцу нашему милей!»;

«Счастлив, кто посетил сей мир в его минуты роковые»;

«Чему бы жизнь нас не учила, а сердце верит в чудеса»;

«И чувства нет в твоих очах,
И правды нет в твоих речах»;

«От жизни той, что бушевала здесь»;

«День пережит – и слава Богу!»

Это навскидку. Присмотреться – обнаружатся иные перлы, вошедшие в обиходную речь.

Удивительно! Он ведь не был профессиональным поэтом. Стеснялся своих стихов. Писал на клочках, на салфетках. Забывал их там и сям.

У него была другая профессия! Ею он жил. Политик на службе государевой. Говорят, что его последними словами был вопрос: «Какие новости из Хивы?».

С кем роднят его сии обстоятельства? Во времена становления советского писательства спорили: нужна ли пролетарскому писателю вторая профессия? Андрей Платонов отвечал: Нужна первая! И стал выдающимся инженером-мелиоратором, столкнувшись с голодом в Поволжье.  У Платонова, конечно,  своя глубина, но есть ощущение, что «хаос шевелиться» не только в «Котловане», но и в «Родине электричества». А тут ещё Николай Фёдоров, теория русского космизма и теория воскрешения мёртвых.

Платонов неизбывно рождает ещё одну параллель – живопись Павла Филонова. Его картины как надсюжетные иллюстрации к текстам собрата. А может быть тексты Платонова – описание картин? Итог – голодная смерть во имя искусства.

Нет, Тютчев прожил долгую жизнь. Раскрасил зрелость бедами гражданского брака при живой жене, терял ближайших людей.

«Жизнь, как подстреленная птица,

Подняться хочет — и не может»

Заданный тютчевской любовной лирикой уровень искренности характерен или для любителей, или для небожителей. Опасаюсь, что поэт был един в двух этих лицах. Профессионал такого бы себе не позволил. Поэзия Ф.Т. – неотвратимый поток духовной эманации. Это был его крест. Он, вернее всего, не хотел всех этих стихов. Они сочились из него гроздьями естества. Об этом пишет Тургенев в известном своём тексте, подчёркивая отсутствие в тютчевской поэзии «сочинительства». Тургенев словоохотлив. Тютчев лапидарен. Они разные. И всё же Тургенев пишет: «в наших глазах, как оно ни обидно для самолюбия современников, г. Тютчев, принадлежащий к поколению предыдущему, стоит решительно выше всех своих собратов по Аполлону… На одном г. Тютчеве лежит печать той великой эпохи, к которой он принадлежит и которая так ярко и сильно выразилась в Пушкине».

Конечно, мимо Пушкина пройти невозможно.  Как Пушкин не прошёл мимо Тютчева, не будучи с ним знакомым. 24 стихотворения безымянного поэта – «Стихотворения, присланные из Германии» — были напечатаны в пушкинском «Современнике». Это был 1836-год. Хочется сказать – передал лиру. Нет, не передал — они очень разные. Сколько теорий в этой связи построено, сколько диссертаций написано! Приблизились к истине? Разве что на общий аршин, А это, судя по всему, не самая подходящая мера ни для Тютчева, ни для Пушкина, ни для России.

Они возвышаются столпами над морем сути, сводя его воды в воронку смысла. И остаются простыми людьми, любящими, страдающими, веселящимися и… Молчащими.

«Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи,-
Любуйся ими — и молчи».

Популярнейшее стихотворение. Тютчеву не было и тридцати, когда он это написал. Много позже эту музыку молчания подхватит Малларме:

«…И в полумраке витража
Ни струн, ни флейт, ни величанья:
Под пальцами, едва дрожа,
Струится музыка молчанья».

Эти строчки были спеты в Овстуге уже в 21-м веке. Местных песнопевцев даже прокрутили по общероссийскому радио «Культура». И как-то все сошлось: хаос, молчание, революция и все благие, призванные на пир. Сошлось в одном месте, в Овстуге. На родине великого поэта Фёдора Ивановича Тютчева.

Олег Михеев, Жуковка

Фото автора. Главное фото: стела памятника на кургане по дороге во Вщиж.

P.S.:  «Письменная беседа утомляет почти так же, как партия в шахматы по переписке», Ф.И.Тютчев.