«Мы обязаны были жить…»

На днях в редакцию позвонил житель Жуковки, ветеран труда Виктор Яковлевич Кочергин. Говорит, прочитал одну из публикаций в районной газете и, увидев фамилию родственную, расчувствовался, всплакнул даже – нахлынули воспоминания, всколыхнула грусть размякшую душу…
…- Столь всё явственно перед глазами предстало, что даже не по себе сделалось, — говорит Виктор Яковлевич. — Бывает же так: будто сквозь время глянул, прямо живое узорочье выткалось, а в нём — дед Копычёв, тот, что в статейке упомянут: а ведь это мой родной дед, Павел Иванович – да будет земля ему пухом. Мы тогда близ рощи берёзовой жили – её давно в помине нет: как раз, где теперь улица Куйбышева пролегает. Роща — с одной стороны, а с другой, в отдалении, кладбище старообрядческое располагалось — теперь тут храм православный воздвигнут. Дом наш, пятистенок, и ладен, и крепок был: рубили его, как прадед завещал, по старинному чину, «в лапу» — такой сто лет простоит, и хоть бы что ему. Если только бомбой возьмёшь, так ведь, благодарение Господу, мимо та бомба пролетела, «ошиблась» немного, только яблоневый сад на дыбы подняла — ничего не осталось от сада. А дом уцелел — не загорелся, не рухнул, только стёкла оконные вдребезги…
…- В сорок первом, осенью, мне как раз четыре годика исполнилось. Было начало октября – погода, помню, стояла не по сезону тёплая, тихая, настоящее бабье лето. Прошёл уже почти месяц, как немцы оккупировали Жуковку. А на улице, которая сейчас имени Толстого называется, в доме Ковалёвых, их санитарная часть размещалась. Дом Ковалёвых был велик, просторен, с большим флигелем, на две многолюдных семьи – немцы сразу облюбовали его под госпиталь. Хозяев, понятно, прогнали: кое-какое добришко прихватив, они тут, в посёлке, по родственникам разошлись, где и жили до освобождения.
А недалеко от госпиталя, в направлении нынешней улицы Брянской, дислоцировался обозный полк гитлеровцев. Скопление техники было хорошо заметно с воздуха – потому, видимо, и стали в этот край сыпать бомбами два наших отчаянных «ястребка», невесть как прорвавшиеся сквозь воздушные дозоры фашистов. Увы, через минуту «ожили» зенитные расчёты врага – лавируя между тугими, с треском рвущими воздух, разрывами снарядов, русские лётчики сумели поджечь несколько складских ангаров и до десятка транспортных единиц. Израсходовав боекомплект, они «ушли» в сторону Голубеи, и — словно растворились, нырнув в плотную, предгрозовую пелену тяжёлых, набрякших дождём облаков.
…Часть бомбовых зарядов «ушла» в сторону – в лес, на кладбище, во фруктовый сад Кочергиных… На бурьянном погосте бомба вздыбила громадный пласт земли, выворотив несколько почернелых дубовых гробов: когда всё утихло, ребятишки, в том числе и маленький Витя Кочергин, бегали смотреть на них: из зияющих ям веяло корневой сыростью и древней жутью, замешанной на жгучем, неистребимом ребячьем любопытстве…
…Вообще, Кочергины уцелели чудом: раскалённая взрывная волна пошатнула их дом, испепелила сад и, словно шрапнелью, насквозь прошила осколками стены… В тот момент они все находились в комнатах: дед, Павел Иванович, сидел у окна; мама, Анна Павловна, в уголку на кухне приютилась, рядом с ней — сынок Витя и дочка Раечка; а две их тёти — тётя Наташа и тётя Таня — под кроватью спасались, притихли, почти не дышали. Но рванула бомба — и казалось, весь мир утонул в этом взрыве, в этом остром, как бритва, визге осколков, в гулком звоне в крошево измолотых оконным стёкол.
— Но нас только оглушило, хотя стены стали похожи на сито, — рассказывает Виктор Яковлевич. – Представляете? Дед Павел сидел у окна, ему вполне могло оторвать голову, но Бог миловал – успел дед на пол упасть, и веер осколков прошёл чуть выше. И ни единой царапины, ни у кого – до сих пор удивляюсь. Отделались ужасом – но ведь не умерли от этого. Правда, тётке Наталье не повезло малость: забилась под кровать, в самый дальний угол, даже и не видела ничего, а вот осколок – представляете – осколок её нашёл! И начисто срезал половину большого пальца левой ноги – во сне такое не приснится! Потом эту рану залечивал ей немецкий фельдшер – а что было делать, могло начаться заражение.
— В общем, тот день я считаю днём своего второго рождения, — улыбается Виктор Яковлевич. – Мы все до единого могли погибнуть, вся семья, в одну секунду. Но судьба решила иначе – мы уцелели. А значит, обязаны были жить. Чтобы отца с фронта дождаться, чтобы заново воскреснуть душой к мирной, нормальной сельской жизни, которая и возвратилась на жуковскую землю осенью сорок третьего года. Чуть погодя, и отец мой, Яков Анатольевич, после госпиталя с войны вернулся. Комиссовали его. Он потом, до самой кончины, работал конюхом — сперва при прокуратуре, потом на велозаводе. Сызмальства лошадей любил, мог разговаривать с ними… Всегда добротой глаза его лучились – это я хорошо помню, и сейчас будто вижу его. Жаль, фронтовые раны не дали ему пожить подольше.
… — А я – что же? Закончил восьмилетку, поработал немного, в 1957-ом призвали в армию. Никогда не забуду, как в армию меня провожали. Да и как забыть – традиция такая была: всем околотком, как тогда говорили, парней – призывником поздравляли, напутствовали, провожали, песни пели, плакали… На бояне, бывало, как взыграют — душа содрогается. Да я и сам был гармонист хоть куда – у меня и фотография сохранилась со дня проводов на службу армейскую, я там как раз с гармоникой красуюсь.
— Служил в Казахстане — водителем грузовика в строительном батальоне: три года возводили там военные объекты. После демобилизации возвратился в Жуковку, работал на велозаводе, а потом, на каком-то сельском празднике, встретил свою Нину Пантелеевну – и в 1962 году мы с ней свадьбу сыграли.
…С той поры они не разлучались – уж не за горами бриллиантовая свадьба: шестидесятилетие их совместной жизни. Двое детей, двое внуков… Все устроены, живут хорошо. Виктор Яковлевич долгое время механизаторствовал в сельхозтехнике, в мелиорации: всю жизнь, считай, на тракторе.
Нина Пантелеевна телефонисткой оттрудилась на Жуковском почтамте – 40 лет на одном месте. Кстати, дочь Елена пошла по её стопам – работает во Владимире инженером связи. На большие праздники и дети, и внуки обязательно собираются у стариков. И в этом для всей их большой семьи настоящая радость. Старый дом уютом согревает – здесь в каждом уголке, в каждой ветке в саду, в сочном пламени рябиновых кистей улыбчиво светится их общее, тихое, тёплое счастье…

Автор — Николай Логвинов.
На снимке: семья Кочергиных.