Юный герой великой войны

27 марта 2020

Мишка вздрогнул и открыл глаза. Как же холодно! На дворе июнь, можно с утра до вечера бегать босиком, а здесь, в темном и сыром подвале, зябко, как зимой.
А как хорошо было просыпаться на печке у деда, поправлять сползающий овчинный тулуп и снова закрывать глаза, ожидая, когда проворчит Григорий Иванович: «Вставай, оголец, жизнь проспишь!»
— Сколько же дней я уже здесь? Два? Нет, по-моему, три,- подумал Мишка.- Целых три дня проклятые фашисты держат меня в каменном плену. А там, в лесу, партизаны ждут новых сведений о перемещении немцев, ждут, а меня все нет и нет.
Мишка смахнул рукавом слезинку:
— Нет, не дождетесь, плакать не буду, не малец какой-нибудь, мне уже почти 14, и я не паренек из села Званки, а разведчик. Разведчики не плачут!
Который раз за три дня Мишка подергал решетку на маленьком, похожем на дыру окошке. Крепко сидит, не сбежать! Скрипнула, открываясь, дверь, и тощий немецкий солдат жестом показал: «За мной!», а чтобы уж точно было понятно, ткнул дулом автомата в шею мальчишке. Семь ступенек вверх, десять шагов по узкому коридору, и Мишка в комнате для допросов, а за столом – немецкий офицер Вальц, в противную лисью физиономию которого так хочется плюнуть.
— Где партизаны?
Этот вопрос немец третий день подряд задавал Мишке, бил и спрашивал, жег сигаретой, пинал ногами и кричал, кричал.
— Отвечай, где отряд?
Эх, сейчас бы туда, в лес, на базу, к партизанам, к деду Григорию Ивановичу. Мишка вспомнил, как несколько дней назад партизаны бились с немцами. Жаркий бой на окраине касиловского леса кипел несколько часов. Изрядно пощипали партизан немцы, пришлось уйти в глубь дремучих лесов, чтобы поднакопить сил, перевести дух перед новыми сражениями. Хорошо в лесу, тихо. Одна только беда: непонятно, где немцы, сколько их.
Вызвал Мишку командир:
— Опасное задание для тебя, Миша. Можешь отказаться – пойму.
— Что нужно сделать, Василий Иванович?
— Ничего не знаем о немцах. Сможешь помочь?
— Не впервой, командир. Лето же, возьму корзинку, буду ягоды собирать. Справлюсь.
Не раз выручала Мишку старая дедова корзинка. То грибы, то ягоды в нее собирал, примечая все, что происходит. Сколько раз проходил с ней через село Званки, через Косилово, запоминая, где и какие немецкие части, сколько солдат, техники. Никто не обращал на него внимания. Подумаешь, мальчишка домой идет с полной корзинкой! И невдомек немцам, что не пацан это вовсе, а настоящий маленький разведчик.
И как же глупо взяли его немцы! Чертовы ягоды! Давно не видел Мишка столько земляники, увлекся, очень уж хотелось побаловать деда и товарищей. Увлекся и поздно заметил, что за ним из-за кустов наблюдают два немецких солдата. Не помогла в этот раз корзинка! Отшвырнул ногою ее маленький коренастый немец, каплями крови разбежались ягоды по траве.
— Партизан!
— Дяденьки, миленькие, какой я партизан, я ягоды собирал, маманька варенье будет варить.
— Партизан!
Потащили Мишку в село, теми улицами вели, по которым бегал он с ребятами. А теперь мертвые улицы: ни ребят, ни взрослых. Собаки и те попрятались.
Долго в штабе допрашивал офицер Мишку, а он все одно: «Я ягоды собирал!». Забыл офицер, что перед ним ребенок, разбил точным сильным ударом лицо, а Мишка опять: «Дяденька, отпустите, я ягоды собирал».
Когда солдаты повели его на улицу, мелькнула мысль: «Может, отпустят? Поверили?». Но на залитой июньским солнцем такой родной маленькой площади стояли в окружении солдат небольшой кучкой жители села.
— Глаза всем сюда! – громко крикнул Вальц. – Кто знает этого мальчишку? Ну!
Молча смотрел Мишка, узнавая старую Прасковью Федоровну, любившую захаживать к бабушке. Игнатьевну, у которой когда-то у колодца опрокинул ведра с водой. Молча смотрел – молчали и селяне.
— Да Мишка это Куприн, внук Григория,- раздался откуда-то из глубины противный с каким-то подвизгиванием голос, и, расталкивая всех, вышел расхлябанной походкой Пантелей, местный пьяница и тунеядец.
— Знаю я его, господин офицер. Мишка, а дед его, Григорий Куприн – коммуняка, нынче у партизан обитает.
Партизан! Огнем полыхнули глаза Вальца, приказал он бросить Мишку в холодный повал. И вот уже три дня допросы, допросы.
-Дам тебе последний шанс. Покажешь, где партизаны – будешь жить. Жить хочешь?
-Хочу!- громко ответил Мишка.- Покажу, идемте!
Справа от села те самые дремучие леса, где скрывался отряд. Мишка уверенно повел немцев налево. Вот они, до боли знакомые тропинки, по которым столько хожено-перехожено! А здесь с ребятами играли в казаков-разбойников. Эх, было время! Сглотнул комок в горле Мишка и зашагал дальше, все глубже и глубже в лес. Вот и болото, на котором собирали клюкву. Вспомнил Мишка, как дед разрешал собирать ему ягоду только по краю, приговаривая: «Болото – лесная смерть!».
Вдруг один из солдат испуганно охнул: задрожала земля под ногами. Самый толстый немец с криком выдернул ногу из трясины, а сапог остался и медленно стал погружаться в черную воду, показавшуюся под яркой зеленой травой. Топь! Только сейчас поняли немцы, что издевался над ними мальчонка, не к партизанам вел, а в гнилое болото. Забыли изверги, что перед ними ребенок, били сапогами, прикладами автоматов, нет, не били – убивали. Когда уже без сил лежал на траве Мишка, увидел Вальц, что еле шевелятся губы, силится он что-то произнести. Нагнулся немец и услышал: «Гады!». Ничего больше не сказал Мишка, погиб отважный разведчик, погиб маленький партизан с большим сердцем.
Как-то сразу потемнело в лесу. Старая ель больно хлестнула когтистой лапой Вальца по лицу. Заухал утробно филин, и тишина накрыла брянский лес. Нет, не героями возвращались немцы в село, словно пришибленные шакалы, брели они по дороге. Страшно им стало, поняли, что не победить им народ, у которого даже дети – герои.
О подвиге Миши Куприна узнали все. Две женщины, собиравшие ягоды в лесу, видели зверства фашистов, они же рассказали обо всем в селе. Похоронили Мишу на косиловском кладбище. Похоронили, но не забыли и никогда не забудут люди мальчишку, повторившего подвиг Ивана Сусанина.